Duplicity

Фэндом: Престиж (фильм)
Автор: Lemuel Cork

#

Иногда— и я пытался внушить это им, им обоим, с того самого дня, как они начали работать с Милтоном – старые методы и есть самые лучшие. Вы можете сконструировать хитроумный аппарат, поместить его в кабину высотой в два человеческих роста, украсить загадочными восточными орнаментами и развесить по углам огромные лампы, но самому  секрету -  секрету, понимаете? – гораздо более пристало быть кусочком дерева шириной с кулак. Или скользящей панелью, с шириной достаточной лишь для того, чтобы просунуть ладонь в щель. Или кусочком металла, изогнутым в виде буквы «S». Или вообще ничем, ничем материальным, лишь иллюзией, ложным впечатлением, которое вы ловко создадите у публики.

Но с другой стороны… С другой стороны, иногда одних старых, проверенных методов недостаточно. Порой просто необходима небольшая помощь современной науки. Взять, к примеру, благодатное поле разнообразных трюков с чтением мыслей. Это можно сделать с помощью условных знаков, как делал Робер-Уден еще пятьдесят лет назад, но любой профессиональный игрок сразу же поймет, в чем тут подвох, как только ваша ассистентка поднимет руку с двумя согнутыми пальцами. А возьмите один из электронных передатчиков мистера Эдисона,  придумайте, как замаскировать его и – опля!,  вы получите совершенно новый номер. Новые возможности. Вот о чем я не устаю говорить.

Хороший инженер знает, когда идти старой верной дорожкой, а когда рискнуть и попробовать что-нибудь новое. Жизненный опыт подсказывает, что к новым методам следует прибегать только тогда, когда иначе просто не получается реализовать задумку. Если же можно сделать трюк надежным, испытанным способом, лучше так и поступить. Слишком часто все шло наперекосяк из-за нововведений. Избегайте их, если не уверены, что риск того стОит.

#

Часть первая: Ловля пули.

Я предупреждал его. В его особняке, стоя перед его проклятыми окнами, глядя, как Джесс играет на его проклятой лужайке, я предупреждал, что он не может держать девочку у себя. Это не правильно.

- Ее отец мертв, Джон, - он старался говорить спокойно, но я слышал сильное волнение, которое он пытался спрятать.

- Ну, тут ты прав, и в то же время ты ошибаешься, - заметил я.

- О чем ты говоришь? Его повесили. Он уже похоронен. – Энджиер схватил газету с дивана и сунул мне под нос. Действительно. «ПРИГОВОР НАД БОРДЕНОМ ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ». На первой странице, большими буквами. «КАЗНЕН ЗА ЖЕСТОКОЕ УБИЙСТВО СВОЕГО КОЛЛЕГИ – ИЛЛЮЗИОНИСТА.» 

- Я видел и твои похороны, Роберт, - напомнил я. – Я видел тебя на столе в морге и поклялся, что ты – мертв, и все же ты здесь, передо мной: жив, здоров, разговариваешь.

- Это совсем другое дело.

- Да. Но говорю тебе – Борден жив.

- Как же ему удалось…

Я пожал плечами.

- У каждого свои методы.

Было видно, что он очень хочет схватить меня за плечи, и сдерживается только собрав в кулак всю силу воли.

- Как ему это удалось?

- Этого я не могу тебе сказать, Роберт. Но он жив и, несомненно, захочет вернуть дочь.

- Никогда. – Он ударил кулаком по среднику окна и перешел на угрожающий шепот. Я видел в его глазах боль человека, у которого отняли все, что было ему дорого, отняли последнюю надежду на счастье, на собственных детей. – Я убью его снова. Убью столько раз, сколько будет нужно.

- Ты говоришь как человек, топивший себя каждый вечер по пять раз в неделю в течение полугода.

Энджиер побледнел.

- Откуда ты..?

- Рабочие сцены, которых ты нанял, может быть и слепы, но я – нет.

- Ты должен был оставаться наверху!

- А ты должен был показывать трюки, творить иллюзии, а не настоящие чудеса. И не самоубийство.

- Никогда больше не упоминай об этом, - Энджиер затравленно озирался. В комнате не было никого, кроме нас, в дверях – тоже, но это не помогло ему успокоиться. – Даже здесь. Даже мне.

- Роберт, - попросил я, - выслушай меня. Борден попытается убить тебя, и если ты ничего не предпримешь, у него это получится. А когда ты будешь надежно зарыт в крепком сосновом гробу, он вернет свою дочь. И рядом с тобой не будет никого, чтобы помочь выпутаться. Или откопать тебя, коли на то пошло. Ты этого хочешь?

- Нет, - ответил он.

- Прекрасно, - кивнул я. – Тогда вот что тебе нужно сделать.

#

- Тебе нужно будет пойти со мной, - объяснял я, присев на корточки. – Всего на пару часов, милая. Побудешь у меня дома, пока мы с лордом Кэдлоу закончим одно важное дело.

На маленьком личике не было ни страха, ни опасения. Я был ее дядей Каттером и она доверяла мне. Как доверяла Фэллону, а потом Энджиеру. Как доверяла всем.

- Мы немного развлечемся, - обещал я, ведя ее за руку к двуколке, ждущей у подножия холма. – Я покажу тебе несколько фокусов, которые тебе обязательно понравятся. Ты любишь птичек?

#

Газовое освещение давно уже отключили, и старый театр, приобретенный Энджиером, превратился в скопище теней, неясных контуров, и коварных выступов, об которые даже самый ловкий человек был обречен оцарапать ноги. А ваш покорный слуга… только давайте сразу договоримся, что у меня были причины работать не на сцене, а за кулисами, и дело отнюдь не в том, что я предпочитал скрывать свои экстраординарные таланты от публики. Так вот, я раза три врезался то в угол коробки, то в брошенную как попало часть оборудования, а один раз чуть было не упал, случайно угодив каблуком в веревочную петлю.

- Каттер! Сюда! – Энджиер поднял фонарь, и мы с помощью лебедки  спустили шкаф со встроенным в него треклятым аппаратом Теслы  через потайной люк сцены в подвал, потом слезли туда сами и затолкали шкаф между рядами пыточных камер, наполненных водой. Здесь тени были еще гуще, и полагаю, мы оба считали, что это к лучшему. Я, по крайней мере, думал именно об этом, стараясь смотреть прямо перед собой, а не на резервуары с их ужасающим содержимым.

Я велел рабочему поставить шкаф на колесики, прежде чем доставить его на место; без этого мы вдвоем не смогли бы его передвигать. Теперь же нам это удалось и в конце концов аппарат встал на предназначенное для него место, точно рассчитанное по размеру. Энджиер заранее подготовился к отступлению. Сотня стеклянных резервуаров и один деревянный ящик – теперь все пространство было занято полностью.

Он остался стоять в тени, окруженный плодами трудов своих. Думаю, мои слова все еще звучали у него в ушах. Последний удар – весьма жестокий, но если хотя бы это заставило бы его быть осмотрительнее в поступках, я был бы рад. На улице я прошел мимо Бордена, одетого в пальто и шляпу Фэллона, и кивнул ему, но тот не подал виду, что узнал меня. Дуло пистолета – того самого, из которого стреляли во время неудачной поимки пули – слегка выглядывало из обтянутого перчаткой кулака. Положение последних двух пальцев было странноватым, неестественным, что не могло удивить того, кто знал, что пальцы эти не настоящие. Но палец, который лежал на спусковом крючке, был настоящим. О, да. В тот раз он не пострадал.

#

Выстрел я услышал, когда прошел примерно половину квартала. И успел пройти еще столько же, прежде чем почувствовал запах дыма. Оглянувшись, я увидел, как пламя лижет изнутри  оконные стекла. Борден, разумеется, сразу же скрылся, оставив тело жертвы огню. Точнее сказать – тела. Интересно: когда жар расплавит стекло резервуаров, сможет ли хлынувшая из них вода затушить пожар? Или пламя окажется сильнее воды и его ярость уничтожит тот чрезвычайно любопытный факт, что у всех тел одни и те же черты, одно и то же лицо? Что все они – один и тот же человек. 

В одном можно было быть уверенным (или почти уверенным): следователи найдут сто резервуаров, но только девяносто девять тел. И не потому, что одно из тел было извлечено из воды в ночь последнего выступления Энджиера – то самое, которое послужило доказательством, достаточным для того, чтобы отправить беднягу Фредди в петлю. Нет, если у Бордена твердая рука – в чем я не сомневаюсь – там сейчас должно было быть и сотое тело. Пуля должна была ударить Энджиера прямо в грудь, оставить его лежащим на полу безжизненной грудой. Но если мои методы надежны – а с чего бы мне вдруг начать сомневаться в них на закате карьеры? – человек, принявший пулю, не будет ею убит. О, он покажет прекрасный спектакль, он убедительно сыграет смерть – он настоящий актер, наш Роберт. В его смерть нельзя будет не поверить. Но жилет, который я надел на него собственными руками, удержит пулю: слой керамики затормозит, а толстый слой шелка остановит окончательно. Или, по крайней мере, не даст ей проникнуть в плоть настолько глубоко, чтобы рана оказалась смертельной.

Новый метод? Да, пожалуй, достаточно новый – впервые я прочитал об изобретении Казимира Зеглена в 97-ом, когда он предложил выстрелить в него прямо на сцене Чикагского театра. Сенсация, облетевшая все газеты, включая Лондонские. Этот метод не был стопроцентно надежным. При выстреле в упор такой жилет против пули был не эффективнее, чем холст против пушечного ядра. Но для пистолета с черным порохом и при выстреле с расстояния во всю сцену он защищал прекрасно. А я был уверен, что Борден не станет подходить слишком близко к Энджиеру, опасаясь оказаться в пределах досягаемости его трости.

Когда я застегивал ремешки и застегивал пряжки, Энджиер спросил:

- Эта штука действительно работает, Каттер?

- Как заклинание, - улыбнулся я. – Можно не беспокоиться.

Но я видел, что он встревожен и что скорее всего он считает, что я вовлек его в очень опасную авантюру. Тогда я сказал ему:

- Послушай, другой вариант, конечно, есть, и он тебе известен. Ты идешь со мной, мы включаем аппарат, и делаем еще одну твою копию. Позволим Бордену убить, увидеть собственными глазами кровь и агонию. А ты будешь спокойно жить за высокой изгородью поместья Кэдлоу.

- Нет, - тут он был непреклонен. – Я твердо решил, что этот аппарат никогда больше не будут использовать.

Я смотрел на него, на этого несчастного, одержимого человека. Ему нужно было освободиться от навязчивой идеи, но я не знал, по силам ли это чему-нибудь, кроме смерти. 

- Тогда бери рубашку. Давай. Одевайся и жди меня в твоем чертовом театре. Я привезу машину к семи. Договорились?

- Хорошо, - сказал он, застегивая манжеты.

#

Часть вторая: Перемещение человека.

Новость я получил вместе с утренними газетами. «ПРОГОВОР ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ! ЧИТАЙТЕ ПОДРОБНОСТИ О ПОСЛЕДНИХ СЕКУНДАХ ЖИЗНИ БОРДЕНА! КОЛДУН КАЗНЕН! ЕГО ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО: АБРАКАДАБРА!» - кричали мальчишки на улице.

Я кинул одному из них монетку и развернул газету по пути в мастерскую.

От снимков на первой странице сжималось сердце. Слева была парадная фотография – на сцене, с усами и эспаньолкой. Профессор. На правой он висел над открытым люком, обхваченный крепкими ремнями, с тонкой петлей вокруг сломанной шеи. Такой молодой. У него еще вся жизнь была впереди. Не терплю смотреть, как умирают молодые. Если доживете до моих лет - поймете. Ранняя смерть воспринимается как нарушенное обещание.  

Я запер парадную дверь, бросил газету и ключи на верстак, посмотрел в дальний угол комнаты, где стояла доска с приколотыми к ней последними эскизами, и увидел Фэллона. Незваный гость стоял, спрятав руки в глубокие прорезные карманы плаща, в шляпе, застегнутый на все пуговицы, как будто вошел в комнату за секунду до меня.

- Чем могу служить? – спросил я.

Он не ответил, но пошел ко мне, на каждом шаге избавляясь от одного из предметов экипировки: сначала серый цилиндр, потом пальто, которое ему удалось расстегнуть необыкновенно быстро, потом волосы, оказавшиеся париком. Отбросил в сторону очки. Отклеил усики. И наконец снял перчатки.

- Бог мой, - прошептал я. – Ты… ты же мертв. Это было в газетах.

Он остановился в полуметре от меня. Я видел его глаза – красные от ночных слез.

- Это был мой брат, Каттер, - ответил он тем размеренным, почти вежливым голосом, каким говорил иногда. – Он убил моего брата. Он забрал мою дочь. Где он?

- Кто?

- Энджиер.

- Энджиер погиб. Утонул.

Он покачал головой, и я спросил себя, знал ли он правду, о чем он смог догадаться, слушая, как его… его брат на следствии с такой уверенностью повторяет, что ни в чем не виноват.

- Где он, Каттер?

Мне не хотелось продолжать отрицать очевидное.

- Понятия не имею, - ответил я.

Он вскинул здоровую руку – резко, как пистолет – и крепко сжал мое предплечье.

- Не лги, Каттер.

- Я не…

- Мы знакомы много лет, Каттер. Ты знаешь меня, ты знаешь, что я – неплохой человек. Но я хочу вернуть дочь. Он не должен был забирать ее.

- Твоя дочь, - сказал я, - у лорда Кэдлоу. Насколько я понял, он оформил опекунство.

- Лорд Кэдлоу, - повторил Борден. – Кто это?

- Джентльмен, купивший все оборудование Энджиера, - ответил я. – Никогда с ним не встречался. И будь добр, отпусти мою руку. Я уже не молод, синяки очень быстро появляются.

- Извини, - он разжал пальцы.

- Да ничего страшного. Хочешь чаю? – Судя по взгляду, он чувствовал, что не должен позволять себе расслабиться, но через секунду сдался и кивнул. Я согрел воду, налил две кружки и поставил их на свой рабочий стол. Некоторое время мы сидели молча, сжимая кружки и вдыхая пар. 

Не знаю, о чем думал он, а я пытался осознать услышанное и увиденное.

- Это твоя дочь, - спросил я, - или твоего брата? Или вы сами не знали?

- Он любил ее. Сару – нет, никогда, но Бог свидетель, он очень любил Джесс. – Борден покачал головой. – Была ли она моей? Или его? Это не имеет значения. Она – наша.

- И девочка ни о чем не догадывалась.

- Нет. Вот Сара – да, начала что-то подозревать. Я думаю, она все поняла и не смогла такого вынести. – Он замолчал и не сразу нашел в себе силы продолжать.  – Да будь все проклято! Я потерял жену, я потерял брата, и не хочу терять еще и свою маленькую девочку. Я убью его первым. – Ручка его кружки оторвалась, чай вылился на стол. Я быстро собрал свои схемы, но один лист все же подмок.

- Извини.

- Все нормально, - я отобрал у него осколки, завернул их в промокший набросок и бросил все это в раковину. – Я тебя понимаю.

- Нет. Ты не можешь понять.

- Наверно ты прав, - согласился я. – Послушай, завтра я должен доставить лорду Кэдлоу кое-что из оборудования. Могу устроить тебе встречу с ним. Уверен, если вы поговорите…

Борден кивнул.

- Ты считаешь, он захочет со мной разговаривать?

- Он не сможет отказать. Ты ее отец. Он должен понимать, что для тебя она важнее.

Но конечно, в этом я ошибался.

#

В той же самой мастерской, но днем позже, я приподнял Джесс, усадил ее на стул и попытался развлечь небольшой лекцией о теории и практике магии. Разумеется, она не понимала, о чем я говорю, но я надеялся, что звук знакомого голоса подействует на девочку успокаивающе. Джесс была милым ребенком, всегда веселым и улыбающимся, и не боялась ни странных людей, ни необычной обстановки. Она просто привыкла и к тому и к другому. И это к лучшему – судя по тому, как шли дела, приключения для нее еще не закончились..

В пять я взял ее с собой в театр, где должен был проследить за вывозом вещей, бывших безмолвными свидетелями последнего, рокового представления Великого Дантона. Пока двое рабочих упаковывали и складывали самое разное имущество артиста — приспособления для трюка с птицами, вазы, трости, шелковые цветы с пружинками в стебле, коробки с замаскированными в них шарфами, отполированные до блеска стальные рамки, колоду огромных карт, две фальшивые бутыли – виски с одной стороны и вино с другой – двое других приделывали колесики ко дну пустого шкафа, в который можно было спрятать аппарат Теслы. Потом я проводил их к выходу и молча оглядел опустевший зал – все, что осталось от профессиональной жизни иллюзиониста. Помещение казалось мрачным, унылым и безжизненным – только огромный шар аппарата Теслы потрескивал от неизрасходованной энергии, будто ждал очередной возможности выпустить наружу заключенную в нем Прометееву ярость. Эту машину я оставил напоследок – хотя бы потому, что не мог доверить ее демонтаж никому.

Джесс стояла в сторонке, с куклой в руке.

- Все почти готово, милая, - сказал я. – Еще кое-что сделаю, и можно идти домой.

- А к кому домой? – спросила она.

И в самом деле, к кому? К Энджиеру или к Бордену? Впрочем, пока ни к тому, ни к другому.

- Ко мне, - ответил я. – Но потом ты отправишься в одно совершенно замечательное место с человеком, с которым тебе будет очень хорошо. Я обещаю. А пока ни о чем не беспокойся. Иди лучше сюда, посиди, а я расскажу тебе сказку.

Она подошла ко мне, забыв все сомнения и опасения. Как и все маленькие девочки, Джесс обожала сказки.

- Интересную?

- О, да, - пообещал я. – Это будет таинственная сказка с привидениями, влюбленными и захватывающими приключениями. – Я расчистил место для девочки. – Иди, посиди здесь, пока я работаю. И не обращай внимания на шум. Я буду разбирать вот эту штуковину.

Впрочем, какой шум? В зале могла тренироваться команда регбистов – Джесс и не подумала бы обратить на них внимание, пока я не закончу рассказывать.

- А чудеса в сказке будут?

- Да, самые настоящие чудеса.

- А пираты?

- Ну-у-у… нет. Боюсь, что пиратов… Хотя… - внезапно меня посетило вдохновение, - будет сильный шторм на море.

Такая замена ее устроила.

- А девочка? В сказке будет девочка?

- Да, - улыбнулся я. – На самом деле, даже две. 

#

В мастерскую я вернулся пешком, отпер дверь и с радостью увидел, что Джесс мирно спит на диване, там где я ее оставил. Я разбудил девочку, поцеловав в лоб.  Она сонно приоткрыла глаза и прошептала:

- Доброе утро.

- Все еще ночь, дорогая, но вставать все равно придется, - я помог ей причесаться, достав расческу из старого сундучка Джулии (так и не решился избавиться от него, да и Энджиер ни за что не позволил бы).

Я зажег все лампы, разогнав тени по пыльным углам. Достал из кладовой все необходимое для сэндвичей и сделал ей один – девочка, оставшаяся без ужина, ела с жадностью.
 
Я подвел ее к столу, усадил и снова принялся за обычный репертуар простеньких фокусов, чтобы протянуть время. Девочка отнеслась к импровизированному представлению с добродушным терпением, но было заметно, что она не понимает, почему я разбудил ее не вовремя. 
 
Ответ пришел в форме стука в дверь. Я отставил в сторону крошечные чашечки и пробковые шарики, нужные для фокуса.

- Кое-кто пришел с тобой повидаться, - улыбнувшись, я отпер дверь, не забыв сначала выглянуть наружу, чтобы убедиться, что это именно тот, кого я ждал. 
 
Он сходил домой, помылся, надел хороший костюм и привел в порядок волосы.
Заметно нервничая, ночной гость посмотрел мне в глаза:

- Я сделал это.

И, не дожидаясь ответа, он заглянул мне за спину.

Я отошел в сторону.

В этот момент их лица были совершенно одинаковыми. Я не имею в виду чисто внешнее сходство – Джесс гораздо больше взяла от матери, чем от отца. А вот выражение, одновременно возникшее на обеих лицах – взрослом и детском…  Это был… даже не знаю, как назвать. Восторг, полагаю. Полный, ничем не замутненный восторг.

- Папа! – взвизгнула она, и побежала навстречу Бордену, а он наклонился, чтобы подхватить ее на руки.

#

Часть третья: Распиливание женщины пополам

Каждый хороший фокус состоит из трех частей или действий: наживка, превращение и престиж. Не трудно показать зрителю что-то обычное. Сделать с этим обычным предметом что-то необычное – труднее, но не намного.  Соль высыпается из солонки, но та не пустеет; бумажная роза парит в воздухе. Сложнее всего поставить эффектную точку. Кучка соли исчезает, оказываясь во второй солонке; бумажная роза опускается на руку ассистентки и превращается в живой цветок.

На сцене трюк требует бОльших масштабов, чтобы его легко можно было разглядеть с задних рядов, но принцип тот же. Обычная женщина укладывается в ящик, ее распиливают пополам, но кровь не брызжет во все стороны, и хотя половинки теперь разделены, женщина машет руками и шевелит ногами. Все замечательно! Но пока вы не покажете ее снова целой и невредимой, трюк не закончен. Попробуйте отправить зрителей по домам, так и оставив вашу леди разделенной на двое – верхняя половина на одной стороне сцены, нижняя на другой. Публика такого не потерпит. Вот почему третья часть настолько важна. Благодаря ей действие становится завершенным. Она восстанавливает гармонию.

Все это я повторял сам себе, запирая дверь за Борденом и его милой дочерью.

Я выждал минут десять, чтобы они успели отойти достаточно далеко и не заметили, как я выхожу из мастерской среди ночи. Четыре квартала до моего дома я почти бежал, и по счастью, не встретил ни одного пешехода – даже нищие у стен домов спали. Я поднялся по лестнице, вошел в комнату, стараясь не шуметь, но едва успел зажечь лампу, как услышал:

- Где Джесс, Джон? Куда ты ее увез?

Я развернулся с лампой в руке, и незваный, но ожидаемый гость оказался в круге оранжевого света.  Он стоял за моей спиной, посреди комнаты, тяжело опираясь на трость. В отличие от Бордена, он не потрудился привести себя в порядок. Рубашка так и топорщилась над массивным жилетом, и я прекрасно видел дыру с рваными краями – место, куда попала пуля.

- Так жилет помог? Что я тебе говорил!

- Где моя дочь, Каттер.

- Она не твоя дочь, Роберт.

- Теперь моя.

- Хорошо. Будь по твоему. Но давай сначала сядем и обсудим все как разумные люди.

- Не о чем тут разговаривать. Я вел себя как разумный человек. И что? В меня стреляли. Мой театр исчез в огне, а ты забрал Джесс из моего дома, ни сказав ни слова.

- Да. Я это сделал. Извини. Но так было нужно.

- Почему?

- Сядь, - я показал на кушетку. – Пожалуйста.

Он с неохотой доковылял до дивана и опустился на него. Я последовал его примеру – теперь мы сидели так близко, что наши колени едва не соприкасались.

- Иногда не возможно получить все, что хочешь, - сказал я.

- Пожалуйста, Джон, избавь меня от дешевых проповедей.

- Нет, послушай. Я хочу напомнить тебе об одной очень простой вещи. Тебе опасно оставаться в Лондоне. Предполагается, что ты погиб, погиб дважды.  Сначала как Великий Дантон, жертва убийцы, а сегодня и как Энджиер. Ты не можешь как ни в чем не бывало расхаживать по улицам под именем лорда Кэдлоу. Тебя вычислят.

- Почему нет? Я могу выдавать себя за Рута, к примеру. Или за кого-нибудь другого, похожего.

- С тростью и хромотой? Нет, Роберт. Рано или поздно кто-нибудь заметит, догадается обо всем, и ты, как Борден, проведешь последние дни в тюрьме.

- И что же ты предлагаешь?

- Уезжай. Возвращайся в Америку, в Колорадо или Сан-Франциско. Куда хочешь, лишь бы подальше отсюда. Поезжай в Уругвай или Белиз – тебе понравится тамошний климат. Или в Канаду, если ты предпочитаешь что-нибудь попрохладнее.

- Ты хочешь, чтобы я бросил все и отправился на другой конец света один? 

- Нет, - я поднялся. – А что, если я скажу, что Джесс поедет вместе с тобой? Что больше никто не будет пытаться разыскать ее… вас обоих? Тогда бы ты согласился поступить так, как я советую? Начать новую жизнь? А сломанную оставить здесь и забыть про нее.

В первый момент мое предложение его возмутило.

- Борден все еще жив, - нахмурился он. – Он получил…

- Ничего он не получил. У него нет ни жены, ни брата, ни дочери, Оливия бросила его, выступать он больше не сможет, рука искалечена. К тому же ему тоже придется прятаться, а не то его могут случайно узнать и начать задавать чрезвычайно неудобные вопросы. Нет, Роберт, с ним покончено. Ты уничтожил его. Теперь самое время заняться собственной жизнью. Вопрос в том, хочешь ли ты этого.

- Где ты ее прячешь. Каттер?

- Я отдам тебе девочку, Роберт, но сначала пообещай увести ее отсюда.

Он молчал. Я видел недоверие в его глазах, видел, как он пытается просчитать ситуацию. Он пытался понять, что я задумал. Возможно, вы сейчас задаете себе тот же вопрос.

Три тысячи лет назад, в Палестине, две женщины сомнительной репутации пришли к королю с просьбой рассудить их. Они жили в одном доме, у каждой было по грудному ребенку, и ночью одна из них случайно придавила своего во сне. В страхе и ужасе она схватила своего мертвого ребенка и поменяла его с живым. Несчастная надеялась, что ее сожительница решит, что не уследила за своим малышом.  Понимаете?

Проблема была в том, что обе женщины говорили одно и то же: я проснулась утром, обнаружила около себя мертвого младенца, но это не мой, это ее, а моего она украла. И вот король, очень мудрый парень, имя которого вы конечно же не раз слышали по тому или иному поводу, заявил, что может рассудить женщин и велел принести меч. Он положил живого ребенка на стол, поднял меч и сказал: «Сейчас мы разрубим его и каждая возьмет половину». Старые, испытанные методы, помните?

Но иногда… иногда новейшие методы оказываются предпочтительней, потому что позволяют вам сделать нечто, по-другому просто не возможное.

- Роберт, - сказал я. – Я жду твоего ответа. Выбирай. Или ты возвращаешься домой один, или поклянешься мне, что завтра же покинешь страну. Тогда я скажу тебе, где Джесс.

- Говори, - потребовал он.

- Так ты клянешься?

Он колебался всего секунду, а потом резко кивнул.

- Клянусь.

- Ты – человек слова, Роберт. Я это знаю. Потому и хочу тебе помочь.

Он с трудом поднялся.

- Где она, Каттер?

Я подошел к двери в спальню, открыл ее и показал на последний из принадлежавших Энджиеру сундуков.

- Спит внутри.

#

- и потом... – рассказывал я, - они сели на корабль и поплыли в Новую Прекрасную страну.  Но на полпути поднялся ужасный шторм.

Джесс сидела, обхватив колени и прижав их к груди. Забытая тряпичная кукла упала на пол.

- А теперь мы переходим к настоящим чудесам, - улыбнулся я. – Закрой глаза, дорогая, и не открывай, пока я не разрешу. Ты поняла?

Она кивнула и зажмурилась.

- Не открывай, даже если что-то услышишь. И даже если шум будет очень громким.

Она снова кивнула.

- Тогда продолжаем. Они плыли прямо сквозь шторм. В мачты били молнии, грохотал гром.  – Я нажал на выключатель и аппарат загудел. Через несколько секунд голубые змейки электрических разрядов поползли по полу. И появился запах. Запах грозы на море.

- Не подглядывай! Это скоро закончится! – Мне пришлось напрячь голос, чтобы перекричать гул. – Шторм бушевал всю ночь, и весь день, и весь следующий день тоже, но наши герои делали все, чтобы спасти корабль! Джон не отходил от штурвала, хотя его руки болели и кровоточили. И он одержал верх, потому что был сильным, смелым и стойким!

Наконец электрический заряд  высвободился со звуком, напоминающим  треск рвущейся ткани. Воцарилась тишина. Мое горло саднило от крика. Но теперь я мог говорить потише, хотя моя аудитория увеличилась вдвое.

- Не открывай глаза, пока я не разрешу, и не произноси ни слова. Кивни, если ты поняла, что я сказал.

Они обе кивнули – две маленькие девочки в одинаковых фартучках с одинаковыми куклами на коленях, честно старающиеся не подглядывать.  Я откупорил заранее приготовленную бутылочку эфира, смочил носовой платок и подошел к новой девочке.